from 01.01.2023 until now
UDK 343.139 Судебное разбирательство. Судебное следствие. Общий ход разбирательства дела. Обвинительные речи. Защитительные речи. Ведение протокола. Закрытое разбирательство
The essential component of such a criminal procedural institution as the right to defense in the context of receiving qualified legal assistance is examined to determine whether such assistance complies with generally accepted quality standards, the lawyer’s conscientiousness towards the client in the performance of his duties and functions in criminal proceedings. By studying judicial practice and individual legal positions of the Constitutional Court of the Russian Federation, issues related to the court's assessment of the quality of legal assistance to the accused provided by a defense lawyer during criminal proceedings are considered. It is noted that gross and systematic violations committed by the defense lawyer in court proceedings, which with a high degree of obviousness do not correspond to the essence of criminal defense, should not remain without a proper reaction from the court (judge). The conclusion is substantiated that the court should respond to poor-quality assistance in cases where the violations committed by the defense lawyer are intentional.
defense attorney in court proceedings; right to defense; legal assistance in criminal proceedings; violation of the right to defense; quality of defense in criminal cases.
Введение
Анализ положений статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Рим, 1950) в контексте реализации национальными правовыми системами в уголовном судопроизводстве права каждого на защиту как посредством выбранного обвиняемым или лицом, действующим в его интересах адвоката и заключения с ним соглашения, так и при назначении органом предварительного расследования или судом защитника в порядке статьи 51 УПК РФ, указывает на то, что настоящее право не просто призвано уравнять изначально невыгодное и уязвимое процессуальное положение лица, против которого выдвинуто уголовное обвинение, но и обеспечить гарантию равных возможностей как в ходе всего предварительного, так и судебного следствия.
Правоприменительная практика в контексте реализации права на защиту обвиняемым, в том числе в контексте доступа к квалифицированной юридической помощи со стороны адвоката, не позволяет усомниться в том, что нарушение данного права является безусловным основанием для отмены состоявшегося по уголовному делу итогового процессуального решения с направлением дела на новое рассмотрение в нижестоящую судебную инстанцию или возвращения уголовного дела прокурору для устранения выявленных нарушений. Таким образом, нарушение права на защиту представляется несовместимым с требованиями части 1 статьи 46 Конституции РФ, которая возлагает на государство прямую обязанность обеспечить осуществление равного права каждого на судебную защиту, которая должна быть справедливой, компетентной, полной и эффективной. При этом, как неоднократно указывал в своих правовых позициях Конституционный Суд РФ, правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах, а ошибочное судебное решение не может рассматриваться как справедливый акт правосудия и должно быть исправлено или отменено[1].
Применительно к уголовному судопроизводству, указанная правовая позиция наделяет суд обязанностью создать условия для всех заинтересованных лиц, в частности для лица, в отношении которого выдвинуто уголовное обвинение, для беспрепятственного доступа к правосудию, которое должно быть основано на международно – правовых и конституционных стандартах состязательного процесса, что само по себе представляется невозможным без квалифицированной юридической помощи (защиты) адвоката.
Вместе с тем, отдельные резонансные судебные процессы, в которых значительное внимание общественности было направлено не только на обстоятельства дела, но и на представителей адвокатского корпуса, принимавших участие как на стороне защиты, так и на стороне обвинения, наталкивают на мысль о том, что сущностная составляющая такого уголовно – процессуального института как право на защиту в контексте получения квалифицированной юридической помощи подлежит переосмыслению на предмет соответствия такой помощи общепринятым стандартам качества или как принято говорить в сфере гражданско–правовых отношений, добросовестности адвоката по отношению к доверителю при исполнении своих обязанностей и функции в уголовном судопроизводстве.
В частности, актуальным представляется вопрос: может ли нарушение адвокатом – защитником своих полномочий и(или) Кодекса профессиональной этики адвоката, само по себе, быть достаточным основанием для отмены состоявшегося по делу приговора или иного итогового процессуального решения? Примечательно, что ответ на данный вопрос напрямую связан с допустимостью оценки качества юридической помощи защитника как со стороны председательствующего, рассматривающего дело по существу, так и вышестоящей судебной инстанции, осуществляющей пересмотр дела в апелляционным/кассационном порядке.
Основная часть
Многочисленные научно – практические воззрения относительно допустимости судейского усмотрения при оценке такой крайне абстрактной категории как качество юридической помощи адвоката – защитника, единства мнений не имеют. При этом, даже в адвокатском сообществе на указанный счет какого – либо единообразия относительно признания некачественной юридической помощи обстоятельством, указывающим на наличие существенного процессуального нарушения, влекущим отмену итогового решения по уголовному делу, также не содержится.
Так, ряд представителей адвокатуры высказывают мнения о том, что грубое нарушение адвокатом Кодекса профессиональной этики, равно как и обыкновенное попустительство при осуществлении уголовной защиты в судебном разбирательстве, не должно оставаться без должного внимания вышестоящей судебной инстанции, которая должна отменить вынесенный по делу судебный акт [1]. Однако имеются и более сдержанные, достаточно аргументированные высказывания отдельных представителей адвокатского корпуса, согласно которым качество взаимоотношения адвоката и доверителя как тандема в уголовном судопроизводстве, включая их тактику и избранную линию защиты, не могут и не должны быть предметом какой – либо оценки со стороны представителей публичной и в первую очередь судебной власти, поскольку иное может создать риск злоупотребления, принятия необоснованных решений об отводе неудобного защитника из уголовного дела, либо оказание иных препятствий для качественной уголовной защиты [2].
В свою очередь, считаем важным отметить, что проблематика поднятого вопроса обусловлена именно характером и правовой природой взаимоотношений адвоката и подзащитного, и стоит признать, что необоснованное вмешательство в данные частные взаимоотношения под предлогом достижения публичной цели уголовного судопроизводства и против воли доверителя, есть прямое незаконное вмешательство в реализацию права на защиту, что недопустимо. Однако, грубые и систематические нарушения, допускаемые защитником в судебном разбирательстве, которые с большой долей очевидности не соответствуют существу уголовной защиты, не поддерживаются доверителем, также не должны оставаться без должной реакции со стороны председательствующего. А вот пределы такой допустимой процессуальной реакции судьи, особенно когда признаки некачественной уголовной защиты носят скрытый характер, есть главный процессуальный аспект, который необходимо проанализировать посредством изучения судебной практики и отдельных правовых позиций Конституционного Суда РФ.
Суть проблемы, связанной с допустимостью оценки качества юридической помощи со стороны суда, заключается в наличии риска нарушения принципа состязательности и равноправия сторон, а также осуществления функций, которые априори не совестимы с деятельностью суда в уголовном судопроизводстве. Дело в том, что суд в уголовном процессе не может, как это неоднократно указывалось в многочисленных решениях Конституционного Суда РФ, вставать на сторону обвинения и защиты, и тем самым, оказывать прямое или косвенное воздействие на участников судебного заседания, которые хоть и в пределах установленных положениями УПК РФ, но при этом, самостоятельно и по собственному усмотрению могут реализовать свои права, в том числе связанные с заявлением ходатайств, отводов, представлением доказательств, распоряжаться своим временем при выступлении в прениях и так далее.
Также, важно понимать, что риск нарушения состязательности при необоснованном вмешательстве со стороны суда в деятельность стороны защиты, обусловлен принципом профессионализма и компетентности адвоката, принимающего участие в деле. Данный принцип основан на взаимосвязанных положениях статьи 48 Конституции РФ и положениях части 1 статьи 1, части 1 статьи 2 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ (далее – Закон об адвокатской деятельности), по смыслу которых наличие статуса адвоката презюмирует то обстоятельство, что данный субъект юридического спора является гарантом эффективной реализации конституционного права на квалифицированную юридическую помощь, поскольку в силу прямого императивного указания, является независимым профессиональным советником по правовым вопросам, деятельность которого самостоятельна, автономна от публичной власти и даже от самой корпорации; при этом, повышенный статус адвоката относительно рядового юриста обусловлен не просто наличием многочисленных профессиональных навыков и опыта, но и необходимостью пройти экзаменационные испытания для допуска в профессию.
В соответствии с Законом об адвокатской деятельности, оценивать степень и характер нарушений, допущенных адвокатом при оказании юридической помощи, и соответственно определять в пределах своих полномочии меру их дисциплинарной ответственности, могут только адвокатские палаты субъектов. Более того, из смысла правовой позиции Конституционного Суда РФ, выраженной в определении от 21 мая 2015 года №1089-О[2] следует, что оценка неисполнения или ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей перед доверителем, а также нарушение положений Кодекса профессиональной этики адвоката (принят I Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 г.), преследует цель исключения из профессионального сообщества тех лиц, которые не соответствуют предъявляемым к ним требованиям. Исходя из этого допустимо утверждать, что, по общему правилу, правоприменитель, в частности, суд не вправе давать указания и(или) каким-либо иным образом вмешиваться в процесс исполнения адвокатом своей защитительной функции.
В данном аспекте, имеется множество научно – практических мнений, общий лейтмотив которых заключается в том, что суд при рассмотрении дела по существу не должен уклоняться от реакции на грубые нарушения и ошибки адвоката, принявшего на себя защиту по уголовному делу в порядке назначения на основании статьи 51 УПК РФ. В частности, обращается внимание на то, что при оценке качества юридической помощи следует учитывать особенности наделения адвоката статусом защитника (по соглашению или по назначению) и как следствие учитывать особенности взаимоотношений между доверителем и его защитником; если при осуществлении защиты на основании соглашения, процессуальная активность адвоката есть дело сторон договора, то при защите по назначению, явное бездействие или недоработка адвоката, к тому же, когда подсудимый указывает на неподготовленность защитника к процессу (не заявление им ходатайств и прочая излишняя пассивность), то такое поведение адвоката не должно оставаться без реакции председательствующего.
Однако, указанная позиция представляется не совсем корректной. Дело в том, что по смыслу действующего законодательства, процессуальный статус защитника является единым, поскольку предоставляет лицам, которые им обладают одинаковые процессуальные права и соответственно одинаковые обязанности в уголовном судопроизводстве [3]. Важно понимать, что основания приобретения статуса защитника (по соглашению или по назначению) влияет только на процедурный порядок допуска и вступления адвоката в уголовное дело для защиты подсудимого; факт назначения адвоката для защиты в порядке статьи 51 УПК РФ никак не ставит такое лицо в более уязвимую позицию по сравнению с адвокатом, принявшим защиту доверителя на основании соглашения [4].
Думается, что далеко не каждая стратегическая, тактическая или даже юридическая ошибка адвоката, допущенная в судебном заседании, равно как и недостаточно мотивированная жалоба, ходатайство или аргументация в защитительной речи свидетельствуют об умышленных действиях, направленных на причинение вреда доверителю.
К примеру, отклонив довод осужденного о нарушении его права на защиту, в связи с тем, что адвокат фактически не оказывала ему юридическую помощь, Верховный Суд РФ обратил внимание на то, что протокол судебного заседания свидетельствует о том, что защитник принимала активное участие в судебном разбирательстве, что выражалось в поддержании позиции подсудимого в ходе судебного следствия и при выступлении в стадии судебных прений; ходатайство подсудимого о замене защитника было рассмотрено судом в соответствии с положениями уголовно-процессуального закона, регулирующими право пользоваться услугами защитника.[3]
В другом примере, Верховный Суд РФ косвенно дал понять, что внимание к качеству юридической помощи и как следствие должному обеспечению надлежащих условий для реализации подсудимым права на защиту, зависит от поведения самого подзащитного. Если подсудимый неоднократно выражает недовольство качеством работы адвоката, то с учетом конкретных обстоятельств, председательствующий должен обратить на это внимание; при отсутствии мотивированной жалобы подсудимого относительно ненадлежащей работы адвоката, формальных и фактических поводов для судейской реакции в данной части не имеется.
Так, по одному из дел, рассмотрев утверждения защитника Д. в судебном заседании суда апелляционной инстанции о ненадлежащем качестве оказанных адвокатом П. услуг при осуществлении защиты осужденного К. в ходе рассмотрения дела по существу, Верховный Суд РФ расценил данный довод как необоснованный, так как материалами дела и протоколом судебного заседания подтверждается активная деятельность защитника в судебном заседании, которая всегда была поддержана его подзащитным; кроме того, ни самим подсудимым ни при рассмотрении дела, ни в апелляционной жалобе на приговор не заявлялось о неудовлетворенности работой адвоката и о нуждаемости в квалифицированной юридической помощи другого защитника[4]. В любом случае, анализ судебной практики свидетельствует о том, что отсутствие заявлений подсудимого о некачественной юридической защите, равно как и отсутствие расхождений в позиции защитника и его подзащитного, скорее всего, при отсутствии иных грубых нарушений со стороны адвоката, позволит вышестоящей судебной инстанции на основе изучения материалов дела и содержания протокола судебного заседания, прийти к выводу о надлежащем исполнении защитником своих обязанностей. Также, немаловажным обстоятельством, указывающим на отсутствие конфликта между защитником и подсудимым, о наличии у них согласованности, которая позволяет вышестоящим судебным инстанциям прийти к выводу о том, что уголовная защита оказывается качественно, свидетельствуют согласованные активные действия, к примеру, активное и совместное участие в допросах свидетелей, потерпевших, а также получение кратких консультаций в зале судебного заседания, в процессе судебного следствия[5].
Как представляется авторам статьи, суду допускается реагировать на некачественную помощь, оказываемою защитником, лишь только в том, случае, когда нарушения адвоката носят умышленный характер. Иными словами, в тех случаях, когда действия (бездействия) защитника, могут с очевидностью причинить вред правам и законным интересам подзащитного, равно как и правам иных подсудимых в рамках конкретного уголовного дела, то такие действия конечно же не могут быть оставлены без должного внимания председательствующего.
Представляется недопустимым процессуальное уклонение председательствующего от пресечения такого поведения защитника, которое сопряжено с явно незаконным исполнением им своих полномочий в судебном разбирательстве, что может быть выражено в занятии позиции, которая противоречит позиции подзащитного, либо создает риск срыва судебного процесса. Данное мнение основано на правовой позиции Конституционного Суда РФ, выраженной в определении от 15 января 2009 года № 106-О-О, в соответствии с которой, положения статьи 47, 53 УПК РФ, части 1 статьи 7 Федерального закона от 31.05.2002 года № 63-ФЗ, статьи 9 Кодекса профессиональной этики, адвокат (защитник) не должен действовать во вред своему подзащитному. Вместе с тем, данное положение не означает, что защитнику позволено использовать любые средства и способы защиты, в том числе сопряженные с нарушением порядка в судебном заседании, неподчинении распоряжениям председательствующего или оказанием незаконного воздействия на коллегию присяжных заседателей с целью влияния на выносимый ими вердикт.[6]
То есть, в тех случаях, когда защитник в ходе рассмотрения дела грубо игнорирует процессуальные требования, регламентирующие порядок представления и исследования доказательств, к примеру, умышлено нарушает очередность при формулировании вопросов свидетелю, потерпевшему, либо, когда поведение защитника указывает на систематическое нарушение порядка в зале судебного заседания и(или) направлено на срыв судебного заседания, то разумной и обоснованной мерой со стороны председательствующего будет принятие процессуального решения об отстранении такого защитника от участия в уголовном деле и об утрате им статуса защитника; данное решение суд может принять на основании части 2 статьи 258 УПК РФ в форме постановления (определения).
Отметим, что хоть отстранение защитника от участия в уголовном деле представляет из себя крайнюю меру, применению которой должны предшествовать менее строгие процессуальные действия со стороны председательствующего, тем не менее, такая обоснованная реакция со стороны суда соответствует разъяснениям Верховного Суда РФ, содержащимся в пункте 18 постановления Пленума от 30 июня 2015 года № 29, поскольку позволяет не допустить последующего злоупотребления правом на защиту[7]. В данном аспекте судебная практика лишь указывает на то, что отстранение защитника от участия в уголовном деле как крайняя мера может быть применена судом, если нарушения со стороны адвоката носят неоднократный и умышленный характер, в противном случае, решение суда об отстранении защитника будет являться незаконным, а судебное решение будет отменено[8].
Вместе с тем, следует признать, что оценка доводов жалоб осужденных на нарушение их прав, в связи с некачественно оказанной защитниками юридической помощи, осуществляется в контексте соответствия поведения адвоката процессуальным требованиям, установленным УПК РФ. При этом, само качество помощи, равно как и обоснованность выбранной линии защиты, российские суды не оценивают, даже в тех случаях, когда деятельность адвоката в процессе и(или) выбранная им тактика допросов свидетелей, потерпевших, очевидна не выгодна его подзащитному.
Способ предоставления юридической помощи должен быть практическим и эффективным, но при этом, суд просто не уполномочен заставлять адвоката делать что – либо или воздержаться от каких – либо решений в судебном разбирательстве в отношении работы адвоката [5, с. 86]. Сама по себе формальная защита, к сожалению, не свидетельствует о нарушении права на справедливое судебное разбирательство.
К примеру, осужденный Ч., обжалуя приговор, приводил довод о том, что его адвокат по соглашению осуществлял его защиту формально, не посещал его в следственном изоляторе, ходатайств о вызове и допросе свидетелей не заявлял, доказательства обвинения не оспаривал, доказательств в его защиту не представлял и отсутствовал при провозглашении приговора. Верховный Суд РФ, отклоняя данные доводы, обратил внимание на то, что адвокат поддерживал его позицию по делу, заявлял ходатайство, выступал в прениях сторон, а его отсутствие при оглашении приговора было согласовано с подзащитным. При этом, осуждённый Ч. от услуг адвоката не отказывался и о своем недовольстве его услугами в судебном заседании не сообщал[9].
Примечательно, что в судебной практике можно встретить отдельные ситуации, когда суды реально вникают в сущностную составляющую юридической помощи. К примеру, удовлетворяя представление прокурора и отменяя апелляционное постановление суда субъекта о выплате дополнительного вознаграждения адвокату за 7 дней участия в уголовном судопроизводстве по делу в отношении О. и направляя дело на новое апелляционное рассмотрение, президиум суда субъекта указал, что судебная коллегия уклонилась от обсуждения и оценки пояснений осужденного О. о том, что адвокат только перед первым судебным заседанием оказал ему юридическую помощь в следственном изоляторе; впоследствии адвокат посещал его в СИЗО по собственной инициативе и каких-либо консультации не давал, а только напоминал о следующих судебных заседаниях, интересовался самочувствием. Кроме того, президиум указал на то, что объем уголовного дел, по которому О. обвинялся в совершении одной кражи, причастность к которой он не отрицал, а оспаривал лишь квалификацию преступления и количество похищенного. Вместе с тем, указанные обстоятельства должны быть учтены при решении вопроса о выплате адвокату вознаграждения, обоснованность размера которого находится в прямой причинно-следственной связи с обеспечением лицу, привлекаемому к уголовной ответственности, конституционного права на квалифицированную юридическую помощь[10].
Выводы и заключение
В заключении отметим, что при наличии явных и очевидных признаков злоупотребления защитником своими правами, при систематическом игнорировании просьб подзащитного, при явном и очевидном уклонении от исполнения своих обязанностей перед доверителем, председательствующему по уголовному делу следует разъяснить адвокату последствия подобного халатного отношения к исполнению своих обязанностей в уголовном судопроизводстве, предупредить его о том, что при последующем ненадлежащем исполнении своих полномочий он может быть отстранен от осуществления защиты на основании части 2 статьи 258 УПК РФ.
Поднятые в статье вопросы являются весьма дискуссионными и не допускают шаблонных ответов, поэтому в каждом конкретном уголовном деле председательствующему следует внимательно следить за ходом судебного следствия и на основе собственного усмотрения, основанного на взвешенной оценке и анализе процессуального поведения стороны процесса, принимать оперативные решения, направленные на пресечения нарушений прав и свобод участников процесса в угоду состязательному и справедливому правосудию.
[1] По жалобе гражданина Маслова Александра Ивановича на нарушение его конституционных прав частями 1, 2 и 3 статьи 30.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях : Определение Конституционного Суда РФ от 12 апреля 2005 года № 113-О // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2005. № 22. Ст. 2195.
[2] Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Медведева Николая Александровича на нарушение его конституционных прав подпунктами 1 и 2 пункта 2 статьи 17 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", а также рядом положений Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации: Определение Конституционного Суда РФ от 21 мая 2015 г. № 1089-О // Официальный сайт Конституционного Суда РФ: http://www.ksrf.ru (дата обращения: 15.03.2024). Режим доступа: свободный
[3] См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 01.10.2015 года по делу №72-АПУ15-35 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/document/cons/ (дата обращения: 17.03.2024). Режим доступа: свободный
[4] См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 14.01.2015 года по делу №18-АПУ14-61СП // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/document/cons/ (дата обращения: 17.03.2024). Режим доступа: свободный
[5] См.: Определение Восьмого кассационного суда общей юрисдикции от 10.12.2020 года №77-2743/2020 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/document/cons/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
[6] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 15.01.2009 года № 106-О-О // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2009. № 4.
[7] См.: О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве : Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30.06.2015 года № 29 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2015. № 9.
[8] См.: Апелляционное определение Верховного Суда Российской Федерации от 12.09.2018 года по делу № 19-АПУ18-15СП // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/cons/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
[9] См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 06.08.2019 года по делу №48-АПУ19-23; Определение Пятого кассационного суда общей юрисдикции от 26.03.2020 года №77-371/2020 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/cons/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
[10] См.: Постановление Президиума Курганского областного суда от 07.12.2015 года по делу №44У-65/2015 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
Введение
Анализ положений статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Рим, 1950) в контексте реализации национальными правовыми системами в уголовном судопроизводстве права каждого на защиту как посредством выбранного обвиняемым или лицом, действующим в его интересах адвоката и заключения с ним соглашения, так и при назначении органом предварительного расследования или судом защитника в порядке статьи 51 УПК РФ, указывает на то, что настоящее право не просто призвано уравнять изначально невыгодное и уязвимое процессуальное положение лица, против которого выдвинуто уголовное обвинение, но и обеспечить гарантию равных возможностей как в ходе всего предварительного, так и судебного следствия.
Правоприменительная практика в контексте реализации права на защиту обвиняемым, в том числе в контексте доступа к квалифицированной юридической помощи со стороны адвоката, не позволяет усомниться в том, что нарушение данного права является безусловным основанием для отмены состоявшегося по уголовному делу итогового процессуального решения с направлением дела на новое рассмотрение в нижестоящую судебную инстанцию или возвращения уголовного дела прокурору для устранения выявленных нарушений. Таким образом, нарушение права на защиту представляется несовместимым с требованиями части 1 статьи 46 Конституции РФ, которая возлагает на государство прямую обязанность обеспечить осуществление равного права каждого на судебную защиту, которая должна быть справедливой, компетентной, полной и эффективной. При этом, как неоднократно указывал в своих правовых позициях Конституционный Суд РФ, правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах, а ошибочное судебное решение не может рассматриваться как справедливый акт правосудия и должно быть исправлено или отменено[1].
Применительно к уголовному судопроизводству, указанная правовая позиция наделяет суд обязанностью создать условия для всех заинтересованных лиц, в частности для лица, в отношении которого выдвинуто уголовное обвинение, для беспрепятственного доступа к правосудию, которое должно быть основано на международно – правовых и конституционных стандартах состязательного процесса, что само по себе представляется невозможным без квалифицированной юридической помощи (защиты) адвоката.
Вместе с тем, отдельные резонансные судебные процессы, в которых значительное внимание общественности было направлено не только на обстоятельства дела, но и на представителей адвокатского корпуса, принимавших участие как на стороне защиты, так и на стороне обвинения, наталкивают на мысль о том, что сущностная составляющая такого уголовно – процессуального института как право на защиту в контексте получения квалифицированной юридической помощи подлежит переосмыслению на предмет соответствия такой помощи общепринятым стандартам качества или как принято говорить в сфере гражданско–правовых отношений, добросовестности адвоката по отношению к доверителю при исполнении своих обязанностей и функции в уголовном судопроизводстве.
В частности, актуальным представляется вопрос: может ли нарушение адвокатом – защитником своих полномочий и(или) Кодекса профессиональной этики адвоката, само по себе, быть достаточным основанием для отмены состоявшегося по делу приговора или иного итогового процессуального решения? Примечательно, что ответ на данный вопрос напрямую связан с допустимостью оценки качества юридической помощи защитника как со стороны председательствующего, рассматривающего дело по существу, так и вышестоящей судебной инстанции, осуществляющей пересмотр дела в апелляционным/кассационном порядке.
Основная часть
Многочисленные научно – практические воззрения относительно допустимости судейского усмотрения при оценке такой крайне абстрактной категории как качество юридической помощи адвоката – защитника, единства мнений не имеют. При этом, даже в адвокатском сообществе на указанный счет какого – либо единообразия относительно признания некачественной юридической помощи обстоятельством, указывающим на наличие существенного процессуального нарушения, влекущим отмену итогового решения по уголовному делу, также не содержится.
Так, ряд представителей адвокатуры высказывают мнения о том, что грубое нарушение адвокатом Кодекса профессиональной этики, равно как и обыкновенное попустительство при осуществлении уголовной защиты в судебном разбирательстве, не должно оставаться без должного внимания вышестоящей судебной инстанции, которая должна отменить вынесенный по делу судебный акт [1]. Однако имеются и более сдержанные, достаточно аргументированные высказывания отдельных представителей адвокатского корпуса, согласно которым качество взаимоотношения адвоката и доверителя как тандема в уголовном судопроизводстве, включая их тактику и избранную линию защиты, не могут и не должны быть предметом какой – либо оценки со стороны представителей публичной и в первую очередь судебной власти, поскольку иное может создать риск злоупотребления, принятия необоснованных решений об отводе неудобного защитника из уголовного дела, либо оказание иных препятствий для качественной уголовной защиты [2].
В свою очередь, считаем важным отметить, что проблематика поднятого вопроса обусловлена именно характером и правовой природой взаимоотношений адвоката и подзащитного, и стоит признать, что необоснованное вмешательство в данные частные взаимоотношения под предлогом достижения публичной цели уголовного судопроизводства и против воли доверителя, есть прямое незаконное вмешательство в реализацию права на защиту, что недопустимо. Однако, грубые и систематические нарушения, допускаемые защитником в судебном разбирательстве, которые с большой долей очевидности не соответствуют существу уголовной защиты, не поддерживаются доверителем, также не должны оставаться без должной реакции со стороны председательствующего. А вот пределы такой допустимой процессуальной реакции судьи, особенно когда признаки некачественной уголовной защиты носят скрытый характер, есть главный процессуальный аспект, который необходимо проанализировать посредством изучения судебной практики и отдельных правовых позиций Конституционного Суда РФ.
Суть проблемы, связанной с допустимостью оценки качества юридической помощи со стороны суда, заключается в наличии риска нарушения принципа состязательности и равноправия сторон, а также осуществления функций, которые априори не совестимы с деятельностью суда в уголовном судопроизводстве. Дело в том, что суд в уголовном процессе не может, как это неоднократно указывалось в многочисленных решениях Конституционного Суда РФ, вставать на сторону обвинения и защиты, и тем самым, оказывать прямое или косвенное воздействие на участников судебного заседания, которые хоть и в пределах установленных положениями УПК РФ, но при этом, самостоятельно и по собственному усмотрению могут реализовать свои права, в том числе связанные с заявлением ходатайств, отводов, представлением доказательств, распоряжаться своим временем при выступлении в прениях и так далее.
Также, важно понимать, что риск нарушения состязательности при необоснованном вмешательстве со стороны суда в деятельность стороны защиты, обусловлен принципом профессионализма и компетентности адвоката, принимающего участие в деле. Данный принцип основан на взаимосвязанных положениях статьи 48 Конституции РФ и положениях части 1 статьи 1, части 1 статьи 2 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ (далее – Закон об адвокатской деятельности), по смыслу которых наличие статуса адвоката презюмирует то обстоятельство, что данный субъект юридического спора является гарантом эффективной реализации конституционного права на квалифицированную юридическую помощь, поскольку в силу прямого императивного указания, является независимым профессиональным советником по правовым вопросам, деятельность которого самостоятельна, автономна от публичной власти и даже от самой корпорации; при этом, повышенный статус адвоката относительно рядового юриста обусловлен не просто наличием многочисленных профессиональных навыков и опыта, но и необходимостью пройти экзаменационные испытания для допуска в профессию.
В соответствии с Законом об адвокатской деятельности, оценивать степень и характер нарушений, допущенных адвокатом при оказании юридической помощи, и соответственно определять в пределах своих полномочии меру их дисциплинарной ответственности, могут только адвокатские палаты субъектов. Более того, из смысла правовой позиции Конституционного Суда РФ, выраженной в определении от 21 мая 2015 года №1089-О[2] следует, что оценка неисполнения или ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей перед доверителем, а также нарушение положений Кодекса профессиональной этики адвоката (принят I Всероссийским съездом адвокатов 31 января 2003 г.), преследует цель исключения из профессионального сообщества тех лиц, которые не соответствуют предъявляемым к ним требованиям. Исходя из этого допустимо утверждать, что, по общему правилу, правоприменитель, в частности, суд не вправе давать указания и(или) каким-либо иным образом вмешиваться в процесс исполнения адвокатом своей защитительной функции.
В данном аспекте, имеется множество научно – практических мнений, общий лейтмотив которых заключается в том, что суд при рассмотрении дела по существу не должен уклоняться от реакции на грубые нарушения и ошибки адвоката, принявшего на себя защиту по уголовному делу в порядке назначения на основании статьи 51 УПК РФ. В частности, обращается внимание на то, что при оценке качества юридической помощи следует учитывать особенности наделения адвоката статусом защитника (по соглашению или по назначению) и как следствие учитывать особенности взаимоотношений между доверителем и его защитником; если при осуществлении защиты на основании соглашения, процессуальная активность адвоката есть дело сторон договора, то при защите по назначению, явное бездействие или недоработка адвоката, к тому же, когда подсудимый указывает на неподготовленность защитника к процессу (не заявление им ходатайств и прочая излишняя пассивность), то такое поведение адвоката не должно оставаться без реакции председательствующего.
Однако, указанная позиция представляется не совсем корректной. Дело в том, что по смыслу действующего законодательства, процессуальный статус защитника является единым, поскольку предоставляет лицам, которые им обладают одинаковые процессуальные права и соответственно одинаковые обязанности в уголовном судопроизводстве [3]. Важно понимать, что основания приобретения статуса защитника (по соглашению или по назначению) влияет только на процедурный порядок допуска и вступления адвоката в уголовное дело для защиты подсудимого; факт назначения адвоката для защиты в порядке статьи 51 УПК РФ никак не ставит такое лицо в более уязвимую позицию по сравнению с адвокатом, принявшим защиту доверителя на основании соглашения [4].
Думается, что далеко не каждая стратегическая, тактическая или даже юридическая ошибка адвоката, допущенная в судебном заседании, равно как и недостаточно мотивированная жалоба, ходатайство или аргументация в защитительной речи свидетельствуют об умышленных действиях, направленных на причинение вреда доверителю.
К примеру, отклонив довод осужденного о нарушении его права на защиту, в связи с тем, что адвокат фактически не оказывала ему юридическую помощь, Верховный Суд РФ обратил внимание на то, что протокол судебного заседания свидетельствует о том, что защитник принимала активное участие в судебном разбирательстве, что выражалось в поддержании позиции подсудимого в ходе судебного следствия и при выступлении в стадии судебных прений; ходатайство подсудимого о замене защитника было рассмотрено судом в соответствии с положениями уголовно-процессуального закона, регулирующими право пользоваться услугами защитника.[3]
В другом примере, Верховный Суд РФ косвенно дал понять, что внимание к качеству юридической помощи и как следствие должному обеспечению надлежащих условий для реализации подсудимым права на защиту, зависит от поведения самого подзащитного. Если подсудимый неоднократно выражает недовольство качеством работы адвоката, то с учетом конкретных обстоятельств, председательствующий должен обратить на это внимание; при отсутствии мотивированной жалобы подсудимого относительно ненадлежащей работы адвоката, формальных и фактических поводов для судейской реакции в данной части не имеется.
Так, по одному из дел, рассмотрев утверждения защитника Д. в судебном заседании суда апелляционной инстанции о ненадлежащем качестве оказанных адвокатом П. услуг при осуществлении защиты осужденного К. в ходе рассмотрения дела по существу, Верховный Суд РФ расценил данный довод как необоснованный, так как материалами дела и протоколом судебного заседания подтверждается активная деятельность защитника в судебном заседании, которая всегда была поддержана его подзащитным; кроме того, ни самим подсудимым ни при рассмотрении дела, ни в апелляционной жалобе на приговор не заявлялось о неудовлетворенности работой адвоката и о нуждаемости в квалифицированной юридической помощи другого защитника[4]. В любом случае, анализ судебной практики свидетельствует о том, что отсутствие заявлений подсудимого о некачественной юридической защите, равно как и отсутствие расхождений в позиции защитника и его подзащитного, скорее всего, при отсутствии иных грубых нарушений со стороны адвоката, позволит вышестоящей судебной инстанции на основе изучения материалов дела и содержания протокола судебного заседания, прийти к выводу о надлежащем исполнении защитником своих обязанностей. Также, немаловажным обстоятельством, указывающим на отсутствие конфликта между защитником и подсудимым, о наличии у них согласованности, которая позволяет вышестоящим судебным инстанциям прийти к выводу о том, что уголовная защита оказывается качественно, свидетельствуют согласованные активные действия, к примеру, активное и совместное участие в допросах свидетелей, потерпевших, а также получение кратких консультаций в зале судебного заседания, в процессе судебного следствия[5].
Как представляется авторам статьи, суду допускается реагировать на некачественную помощь, оказываемою защитником, лишь только в том, случае, когда нарушения адвоката носят умышленный характер. Иными словами, в тех случаях, когда действия (бездействия) защитника, могут с очевидностью причинить вред правам и законным интересам подзащитного, равно как и правам иных подсудимых в рамках конкретного уголовного дела, то такие действия конечно же не могут быть оставлены без должного внимания председательствующего.
Представляется недопустимым процессуальное уклонение председательствующего от пресечения такого поведения защитника, которое сопряжено с явно незаконным исполнением им своих полномочий в судебном разбирательстве, что может быть выражено в занятии позиции, которая противоречит позиции подзащитного, либо создает риск срыва судебного процесса. Данное мнение основано на правовой позиции Конституционного Суда РФ, выраженной в определении от 15 января 2009 года № 106-О-О, в соответствии с которой, положения статьи 47, 53 УПК РФ, части 1 статьи 7 Федерального закона от 31.05.2002 года № 63-ФЗ, статьи 9 Кодекса профессиональной этики, адвокат (защитник) не должен действовать во вред своему подзащитному. Вместе с тем, данное положение не означает, что защитнику позволено использовать любые средства и способы защиты, в том числе сопряженные с нарушением порядка в судебном заседании, неподчинении распоряжениям председательствующего или оказанием незаконного воздействия на коллегию присяжных заседателей с целью влияния на выносимый ими вердикт.[6]
То есть, в тех случаях, когда защитник в ходе рассмотрения дела грубо игнорирует процессуальные требования, регламентирующие порядок представления и исследования доказательств, к примеру, умышлено нарушает очередность при формулировании вопросов свидетелю, потерпевшему, либо, когда поведение защитника указывает на систематическое нарушение порядка в зале судебного заседания и(или) направлено на срыв судебного заседания, то разумной и обоснованной мерой со стороны председательствующего будет принятие процессуального решения об отстранении такого защитника от участия в уголовном деле и об утрате им статуса защитника; данное решение суд может принять на основании части 2 статьи 258 УПК РФ в форме постановления (определения).
Отметим, что хоть отстранение защитника от участия в уголовном деле представляет из себя крайнюю меру, применению которой должны предшествовать менее строгие процессуальные действия со стороны председательствующего, тем не менее, такая обоснованная реакция со стороны суда соответствует разъяснениям Верховного Суда РФ, содержащимся в пункте 18 постановления Пленума от 30 июня 2015 года № 29, поскольку позволяет не допустить последующего злоупотребления правом на защиту[7]. В данном аспекте судебная практика лишь указывает на то, что отстранение защитника от участия в уголовном деле как крайняя мера может быть применена судом, если нарушения со стороны адвоката носят неоднократный и умышленный характер, в противном случае, решение суда об отстранении защитника будет являться незаконным, а судебное решение будет отменено[8].
Вместе с тем, следует признать, что оценка доводов жалоб осужденных на нарушение их прав, в связи с некачественно оказанной защитниками юридической помощи, осуществляется в контексте соответствия поведения адвоката процессуальным требованиям, установленным УПК РФ. При этом, само качество помощи, равно как и обоснованность выбранной линии защиты, российские суды не оценивают, даже в тех случаях, когда деятельность адвоката в процессе и(или) выбранная им тактика допросов свидетелей, потерпевших, очевидна не выгодна его подзащитному.
Способ предоставления юридической помощи должен быть практическим и эффективным, но при этом, суд просто не уполномочен заставлять адвоката делать что – либо или воздержаться от каких – либо решений в судебном разбирательстве в отношении работы адвоката [5, с. 86]. Сама по себе формальная защита, к сожалению, не свидетельствует о нарушении права на справедливое судебное разбирательство.
К примеру, осужденный Ч., обжалуя приговор, приводил довод о том, что его адвокат по соглашению осуществлял его защиту формально, не посещал его в следственном изоляторе, ходатайств о вызове и допросе свидетелей не заявлял, доказательства обвинения не оспаривал, доказательств в его защиту не представлял и отсутствовал при провозглашении приговора. Верховный Суд РФ, отклоняя данные доводы, обратил внимание на то, что адвокат поддерживал его позицию по делу, заявлял ходатайство, выступал в прениях сторон, а его отсутствие при оглашении приговора было согласовано с подзащитным. При этом, осуждённый Ч. от услуг адвоката не отказывался и о своем недовольстве его услугами в судебном заседании не сообщал[9].
Примечательно, что в судебной практике можно встретить отдельные ситуации, когда суды реально вникают в сущностную составляющую юридической помощи. К примеру, удовлетворяя представление прокурора и отменяя апелляционное постановление суда субъекта о выплате дополнительного вознаграждения адвокату за 7 дней участия в уголовном судопроизводстве по делу в отношении О. и направляя дело на новое апелляционное рассмотрение, президиум суда субъекта указал, что судебная коллегия уклонилась от обсуждения и оценки пояснений осужденного О. о том, что адвокат только перед первым судебным заседанием оказал ему юридическую помощь в следственном изоляторе; впоследствии адвокат посещал его в СИЗО по собственной инициативе и каких-либо консультации не давал, а только напоминал о следующих судебных заседаниях, интересовался самочувствием. Кроме того, президиум указал на то, что объем уголовного дел, по которому О. обвинялся в совершении одной кражи, причастность к которой он не отрицал, а оспаривал лишь квалификацию преступления и количество похищенного. Вместе с тем, указанные обстоятельства должны быть учтены при решении вопроса о выплате адвокату вознаграждения, обоснованность размера которого находится в прямой причинно-следственной связи с обеспечением лицу, привлекаемому к уголовной ответственности, конституционного права на квалифицированную юридическую помощь[10].
Выводы и заключение
В заключении отметим, что при наличии явных и очевидных признаков злоупотребления защитником своими правами, при систематическом игнорировании просьб подзащитного, при явном и очевидном уклонении от исполнения своих обязанностей перед доверителем, председательствующему по уголовному делу следует разъяснить адвокату последствия подобного халатного отношения к исполнению своих обязанностей в уголовном судопроизводстве, предупредить его о том, что при последующем ненадлежащем исполнении своих полномочий он может быть отстранен от осуществления защиты на основании части 2 статьи 258 УПК РФ.
Поднятые в статье вопросы являются весьма дискуссионными и не допускают шаблонных ответов, поэтому в каждом конкретном уголовном деле председательствующему следует внимательно следить за ходом судебного следствия и на основе собственного усмотрения, основанного на взвешенной оценке и анализе процессуального поведения стороны процесса, принимать оперативные решения, направленные на пресечения нарушений прав и свобод участников процесса в угоду состязательному и справедливому правосудию.
[1] По жалобе гражданина Маслова Александра Ивановича на нарушение его конституционных прав частями 1, 2 и 3 статьи 30.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях : Определение Конституционного Суда РФ от 12 апреля 2005 года № 113-О // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2005. № 22. Ст. 2195.
[2] Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Медведева Николая Александровича на нарушение его конституционных прав подпунктами 1 и 2 пункта 2 статьи 17 Федерального закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", а также рядом положений Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации: Определение Конституционного Суда РФ от 21 мая 2015 г. № 1089-О // Официальный сайт Конституционного Суда РФ: http://www.ksrf.ru (дата обращения: 15.03.2024). Режим доступа: свободный
[3] См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 01.10.2015 года по делу №72-АПУ15-35 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/document/cons/ (дата обращения: 17.03.2024). Режим доступа: свободный
[4] См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 14.01.2015 года по делу №18-АПУ14-61СП // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/document/cons/ (дата обращения: 17.03.2024). Режим доступа: свободный
[5] См.: Определение Восьмого кассационного суда общей юрисдикции от 10.12.2020 года №77-2743/2020 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/document/cons/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
[6] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 15.01.2009 года № 106-О-О // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2009. № 4.
[7] См.: О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве : Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30.06.2015 года № 29 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2015. № 9.
[8] См.: Апелляционное определение Верховного Суда Российской Федерации от 12.09.2018 года по делу № 19-АПУ18-15СП // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/cons/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
[9] См.: Апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации от 06.08.2019 года по делу №48-АПУ19-23; Определение Пятого кассационного суда общей юрисдикции от 26.03.2020 года №77-371/2020 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/cons/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
[10] См.: Постановление Президиума Курганского областного суда от 07.12.2015 года по делу №44У-65/2015 // КонсультантПлюс : сайт. URL: https://www.consultant.ru/ (дата обращения: 20.03.2024). Режим доступа: свободный
1. Gasparyan, N. Kogda zashchita priznaetsya neeffektivnoj [When the defense is considered ineffective]. Lawyer's newspaper. – Advokatskaya gazeta. 2020, no. 19 (324), [Electronic resource] https://www.advgazeta.ru/mneniya/kogda-zashchita-priznaetsya-neeffektivnoy/ (in Russian).
2. Klyuvgant, V. V. Vozmozhen li kontrol' «effektivnosti» zashchity? [Is it possible to control the «effectiveness» of protection?]. Advokatskaya gazeta – Lawyer's newspaper. 2020, no. 19 (324) [Electronic resource] https://www.advgazeta.ru/mneniya/vozmozhen-li-kontrol-effektivnosti-zashchity/ (in Russian).
3. Lebedev, V. M. Kommentarij k Ugolovnomu kodeksu RF v 4 t. Tom 1. Obshchaya chast' [Commentary on the Criminal Code of the Russian Federation in 4 volumes. Volume 1. General part]. M.: Publishing house Yurayt, 2024. 316 p. (in Russian).
4. Voskobitova, L. A. Ugolovno-processual'nyj kodeks Rossijskoj Federacii. Glavy 1–32.1 : postatejnyj nauchno-prakticheskij kommentarij [Criminal Procedure Code of the Russian Federation. Chapters 1 - 32.1: article-by-article scientific and practical commentary]. 2015, 911 p. (in Russian).
5. Dikov, G. V. Uchastie advokata v sudebnom processe: podhody Evro-pejskogo suda [Participation of a lawyer in the judicial process: approaches of the European Court]. M.: Development of legal systems, 2014. 238 p. (in Russian).
